Зимой 1949 года в Карельскую республиканскую психлечебницу поступил больной с диагнозом совершенно обычным для такого заведения: «маниакально-депрессивный психоз». Привезли его из не менее экзотического места — из тюрьмы, что  в окрестностях городка Медвежьегорска. В  сопроводительных бумагах тамошних эскулапов отмечалось, что заключённый после перенесённого недавно инсульта проявлял неадекватное поведение: прекратил узнавать окружающих, отказывался принимать пищу, порывался куда-то бежать, кого-то ругал, звал кого-то по фамилии Белобородов и т.п.

Больного немедленно поместили в стационар.

В сохранившейся истории болезни указаны его фамилия (Семенов Филипп Григорьевич), год рождения (1904), национальность (русский), профессия (экономист-финансист), а также данные обследования, которые ничем не выделяют его среди сотен других психически нездоровых пациентов.

Наверное, этот больной так и остался бы неизвестным широкой публике, если бы не его откровения, которыми он поделился с ухаживающими за ним врачами. Со временем, пойдя на поправку, Семёнов признался, что на самом деле он — Алексей Романов — царевич, которому удалось выжить после большевистского расстрела царской семьи! Так или иначе, но пациентом заинтересовалась профессура.

Семёнов рассказывал, что у последней черты перед расстрелом отец (Николай ІІ) повернул его лицом к себе, чтоб мальчик не смотрел в направленные на них стволы. Прогремел залп... Семёнову повезло. Его лишь ранило в ягодицу. Но без сознания он упал в яму вместе с остальными телами. Чудесным образом его спас и выходил неизвестный старец. Мальчик оправился после перенесённого шока. А вскоре появились суровые люди, которые представляли некую организацию противостоящую новоиспечённой советской власти. Они присвоили мальчику новую фамилию — Ирин (что означало «имя Романовых — имя нации») и увезли в Петроград, где он должен был олицетворять символ непокорности «советам» и одухотворять повстанцев.

Шло время, мальчик рос, и однажды сбежал, чтобы, с присущей юности романтикой, записаться в ряды Красной Армии. Правда, пришлось прибавить парочку лет. Успешно отслужив в кавалерии, он, под нынешней уже фамилией Семёнов, поступил в Институт им. Плеханова, выучился, устроился на работу экономистом, а потом и женился.

Но, по словам Семёнова, его всю жизнь преследовал некий Белобородов, который был посвящён в тайну его происхождения. Именно этот господин шантажом и вынудил Семёнова пойти на хищения, из-за которых он собственно и был осуждён.

Также в истории болезни отмечалось, что поведение больного, манера повествования и другие детали свидетельствовали о том, что человек был знаком с жизнью дореволюционного высшего светского общества. Там же обнаружилось написанное Семёновым, но не отправленное письмо, адресованное некоей Асе. Стиль письма отличался поэтичностью и изысканностью каллиграфического почерка. В конце письма стояла подпись в виде вензеля.

Кроме того, по воспоминаниям лечащих врачей (Ю.Сологуб и Д.Кауфман), пациент производил впечатление  высокообразованного человека. Он владел несколькими иностранными языками, мог писать на древнегреческом, много читал, особенно классику. Но что примечательно, свою необычную историю он никогда никому не навязывал, его «мания» никоим образом не отражалась на поведении, как это бывает с обычными душевнобольными. И именно это обстоятельство заводило специалистов в тупик.

Ещё у Семёнова выявилась стойкая гематурия (наличие эритроцитов или крови в моче). А наследник, как известно, страдал гемофилией (несвёртываемость крови). Также у Семёнова на одной из ягодиц имелся старый рубец, похожий на шрам от пулевого ранения. И ко всему, по воспоминаниям тех же врачей, внешность Семёнова очень походила на известные портреты Николая І из династии Романовых (прадедушка цесаревича).

Вскоре в Карельской психлечебнице побывал старенький профессор-консультант из Ленинграда Самуил Генделевич, который практиковал в Петербурге ещё до революции, и, кстати, очень неплохо ориентировался в «царских» вопросах. Пациента предоставили ему.

После многочасовой беседы и обследования консультант остался в явном недоумении.

На все каверзные вопросы, касающиеся расположения и назначения разных покоев Зимнего дворца, о тонкостях придворных церемоний, а также касательно имён и титулов членов императорской династии, Семёнов-цесаревич отвечал охотно, без запинки, со многими подробностями. К тому же, этот профессор выявил ещё одну физиологическую патологию, свидетельствовавшую в пользу правдивости слов больного. У Семёнова, как и у наследника, отмечался явно выраженный крипторхизм (неопущение одного яичка).

И, тем не менее, профессор Генделевич поставил Семёнову своё заключение: парафрения (психопатологический симптомокомплекс, в котором преобладает бред фантастического содержания).

— Но зачем мне понадобилось присваивать себе чужое имя? Разве я на что-либо претендую, или ищу для себя каких-либо выгод, привилегий?.. — горько потом вопрошал Семёнов.

Он освободился в 1951 году, прожил тихую спокойную жизнь и умер в 1979-м.

Екатерина Михайловна (вдова Семёнова) до конца своих дней была убеждена, что её супруг — истинный наследник императора, а приёмный сын вспоминал, что отчим обожал часами проводить время в Эрмитаже, бродить покоями, отдавал предпочтение старинным вещам. Тайной своей делился только с близкими, но неохотно и очень редко.

Сегодня можно лишь гадать, кем был Филипп Григорьевич Семёнов — обычным душевнобольным человеком или всё же наследником царского престола, единственным сыном Николая ІІ?..